Сердечная история

[Алиса Димина]

Не мое, но я абырвалг, потому что мне додали Тернера - капитана "Голланца" и моего любимого Питера Блада!
К автору этой прелести

–Они портят нам репутацию! – могучий кулак Волверстона опустился на стол. Внешне хрупкая и изящная мебель, некогда услаждавшая блеском дубовой столешницы взоры Диего де Эспиноса, содрогнулась, но выстояла. С ее нынешними хозяевами приходилось терпеть и не такое, хотя столик из капитанской каюты, наверное, все же радовался тому, что капитан Блад и его офицеры (в своей большей части) не пили здесь ничего крепче канарского, а потому сохраняли и человеческий облик и даже почти подобающие манеры.
Джереми Питт удержал уже падающую на пол бутылку и поднял ее к свету, желая поближе узреть содержимое. В темных недрах пузатого сосуда еще бултыхалось достаточно золотистого вина, равно ценимого как кастильскими аристократами (на правах прошлых владельцев), так и пиратами (на правах нынешних). А потому шкипер решил опустить бутылку под стол, подальше от кулаков и локтей темпераментного Волверстона.
– Мы – пираты, – подал голос Натаниэль Хагторп, в обход Волверстона протягивая свой стакан Джереми. Капитан «Элизабет» не был любителем выпивки, но обсуждать подобную тему на трезвую голову было слишком даже для добропорядочного пуританина, пусть он временно и являлся одним из предводителей «берегового братства». – Какая тут репутация?
– Хорошая, – отрезал одноглазый гигант, сверкая уцелевшим глазом в сторону офицеров Питера Блада. – У нас хорошая репутация. Кораблей напрасно не топим, церкви не разоряем, девок… – тут Волверстон посмотрел на Блада, запнулся, и, покраснев, закончил: – …не принуждаем. Но я ненавижу испанцев, и когда эти свиньи бросаются мне на шею с криками: «О, слава Богу, это – пираты!», мне это не нравится.
За столом раздались сдержанные смешки.
– Будь это черноокая синьорита, ты бы сейчас не печалился, Нэд, – ехидно прищурив кошачьи глаза, заметил Ибервиль. Наконец-то устроив бутылку у себя на колене, ибо ноги Волверстона не внушали ему надежды на ее сохранность и в нижнем ярусе, Джереми подумал о том, что бывшие служители Господа – самые страшные люди. И пиратская карьера Ибервиля, вместе с его донжуанским прищуром, это лишь подтверждала.
– Это был здоровенный мужик с бородой как у Филиппа Испанского, – отрезал Волверстон. – Так что, Ибервиль, будь уверен – его объятия не доставили мне даже пары приятных секунд, особенно – учитывая причину, по которой он в них оказался.
– Да уж, – подтвердил шкипер Питт. – Летел тот красавец далеко и красиво…
– …и вам пришлось потерять кучу времени на его вылавливание из воды, – недовольно напомнил Хагторп, – и добрую пинту рома – на выведенье сеньора из паники. Причем добрый ямайский ром этот испанский дон пил, словно воду в жаркой пустыне, и совсем не закусывал.
– Подведем итоги, – заговорил молчавший ранее Питер Блад. – За последние две недели нашей эскадре несколько раз…
– А точнее – пять, – добавил Волверстон. Блад кивнул и невозмутимо продолжил:
– …встречались испанские корабли, которые, вместо того, чтобы бежать от пиратов туда, куда глаза глядят, подплывали поближе и вели себя… несколько странно.
В ответ на слово «несколько» Нэд громко хмыкнул, но на сей раз от комментариев воздержался.
– В первый раз странные испанцы повстречались тебе, Ибервиль, – Блад повернулся к молодому корсару, который согласно кивнул.
– Они попросили меня отпустить им грехи, предложив взамен золото, драгоценности и даже дарственные на их фамильные земли в Испании.
Ирландец продолжил:
– Тогда мы только лишь посмеялись, сочтя это реакцией подданных испанской короны на твой, Ибервиль, недавний дебют в роли бывшего инквизитора. Но следующий же галеон, попавшийся на пути у «Элизабет», сложил шпаги на полуюте и смиренно попросил капитана Хагторпа проводить их до берега – за любые мыслимые вознаграждения. Натаниэль, будучи человеком любознательным и даже, можно сказать, любопытным – разумеется, в лучшем смысле этого слова, расспросил несчастных о том, что за недуг постиг их корабль. Тогда мы впервые услышали название «Летучий голландец», и, помнится, от души потешались над суеверием наших противников.
– О, да, – улыбнулся Джереми, в подробностях припомнив тот разговор в доме у губернатора Тортуги.
– Но потом та же история, с незначительными вариациями, повторилась с Волверстоном и его командой.
– Три раза, – ехидно добавил Ибервиль. И, видя, как наливается кровью единственный глаз старого морского волка, тут же сделал невинное лицо.
– Таким образом, «Голландец» из сказки превратился в реальность, – продолжил Блад. – Истории, рассказанные испанскими капитанами, похожи как близнецы, разумеется, если выкинуть из них богохульства, молитвы и нецензурную лексику. Рядом с их кораблями из пены морской вдруг поднимался корабль без флага, с борта которого их (по-английски) вежливо спрашивали о новостях и предлагали обмен: золото и драгоценности – на фрукты и выпивку. Однако, испанцы выменивать что–либо у утопленников категорически не хотели и лишь крестили нечистую силу с утроенным рвением завзятых фанатиков. В итоге корабль-призрак отбывал прочь несолоно хлебавши, а испанцы потом целыми днями дрожали от любого признака паруса, появляющегося на горизонте и клялись в равной степени мамой и девой Марией, что больше не ступят на палубу корабля, если Господь все же позволит им потоптать сапогом твердую землю. Судя по всему, указанные инциденты случились в течение дня или двух в весьма удаленных друг от друга частях Карибского моря. Если корабль, так напугавший все пять экипажей испанцев, был только один, то он передвигался с большой скоростью.
– И под водой, – хихикнул Питт.
– Скорее всего, испанцы свихнулись от страха и ошиблись во времени, – презрительно согласился со шкипером Волверстон. – В «Голландца» я верю, как всякий моряк, но подводные корабли… – он выразительно покрутил пальцем возле виска.
– И теперь вы считаете, что мы должны найти самую страшную легенду морей – и сделать так, чтобы мертвый экипаж «Летучего голландца» не пугал наших живых врагов, а вместо этого – терпеливо ждал, пока испанцы утонут естественным способом, например, после боя с пиратами?
– Звучит странновато, – согласился Нэд. – Но – да, именно к этому я и вел. Парни должны знать свое место.
– И как нам найти «Летучий голландец»? – скептически вопросил Хагторп.
– Он сам нас найдет, – Ибервиль улыбался как кот, только что подчистую вылизавший всю сметану из миски. – Пару дней назад я выпивал… то есть имел интересную беседу о жизни с одним из коллег по «береговому братству». Его имя Джек, и лет десять назад, когда все вы еще даже не думали о том, чтобы сменить Туманный Альбион на солнечную Тортугу, он был известным корсаром. Я вырос на сказках о плаванье «Черной жемчужины».
– Но восхищение Джеком не помешало тебе обыграть его в карты, – сказал Джереми Питт, хорошо знавший Ибервиля.
– В кости, – поправил тот. – И я выиграл кое-что интересное. Вот!
В руке у пиратского капитана появился компас.
– Еще один? Но зачем он тебе?
– Это – не компас, а Компас! – заметил Ибервиль. Он показывает, где находится то, чего я хочу. Вот, попробуй! – и он сунул компас в руку Хагторпу. Натаниэль сосредоточился. Стрелка дернулась и указала… прямо на Джереми Питта. Вздрогнув, шкипер поспешно вытащил из-под стола бутылку и отвел руку с ней в сторону от стола. При этом стрелка двигалась за сосудом с вином, будто приклеенная.
– Работает! – восхитился Хагторп. Питт улыбнулся, но чуть натянуто. Мысль о том, что старый товарищ по рабству и лагерю Монмута хочет именно его, Джереми, отпустила шкипера как-то не сразу.
– Попробуете, капитан? – Хагторп протянул компас Бладу. Увидев знакомую тоску в глазах Питера, и поняв, что стрелка сейчас гарантированно укажет на Ямайку, а их капитан, того и гляди, на всех парусах рванет вслед за компасом, Волверстон поспешно спросил:
– И как это приманит к нам «Летучий Голландец»?
– Очень просто, – с готовностью просветил его Ибервиль. – С помощью этого компаса мы найдем кое-что, без чего им в буквальном смысле нет жизни.
– И что же это?
– Это, – молодой корсар понизил голос и таинственно округлил глаза, – сердце их капитана.


Несколько дней спустя.

После недавнего похода в Маракайбо и, особенно, после их тяжкого бегства оттуда, путешествие за сундуком с сердцем капитана «Летучего голландца» показалась пиратам легкой прогулкой. Погода была прекрасна: солнышко, легкий бриз в попутном направлении, хрустальное море, то тут, то там, прорезываемое тенями оголодавших на фоне такой благости акул. Короче, ничто не предвещало мистики, равно как и «Голландца». Сундук с сердцем хранился на «Арабелле» уже третий день, и капитан Блад, временно ставший опять доктором Бладом, ежедневно часами выслушивал его полой трубочкой. Подобное внимание доктора к сундуку, а точнее – к заключенному в него сердцу, привело к тому, что по кораблю поползли самые черные слухи. К сожалению, медицина часто вызывает страх в темных и умах, и банальная ампутация, увы, порой заставляет бледнеть самых отпетых пиратов. Так вот, на исходе третьего дня уже весь экипаж уже откуда-то знал, что сердце себя чувствует плохо, а, значит, его умерший, но бессмертный капитан, может быть, склеит ласты в ближайшее время. На место будущего покойника команда единогласно прочила Питера Блада, ибо более удачливого капитана в Карибском море просто не было, а отдавать своего лидера каким–то утопленникам пираты совсем не хотели. Поэтому в каюте у Блада, конечно, во время его отсутствия, начали появляться нехитрые матросские деликатесы – в надежде, что сердцу от них полегчает. Опытным путем пираты установили, что на солонину оно почти что не реагирует, а вот от рома начинает стучать куда громче, и в этом случае его слышно даже без всяких трубок их капитана. Сделав это открытие, сердобольные моряки тайком обеспечили сундуку ежедневные возлияния, заставляя капитана Блада лишь чесать в затылке на предмет того, откуда в его каюте взялся столь неистребимый любыми проветриваниями сивушный душок.

«Летучий Голландец» появился через неделю, причем – именно так, как рассказывали испанцы. Он просто возник по правому борту от «Арабеллы» на расстоянии броска абордажного крюка, и смуглый брюнет, перегнувшись через борт, поприветствовал экипаж красного корабля криком:
– Эй, морячки! А у вас ничего чужого с собой нет, а?
Голос брюнета звучал весело и задорно. Чужих вещей у пиратов, естественно, было много, строго говоря, даже любимый, черный с серебром, костюм капитана когда-то принадлежал вовсе не Бладу. Однако, немного подумав, команда решила, что спрашивают о сундуке, а потому можно и не спешить обижаться.
– А кто это спрашивает? – ответил Блад, поглаживая сундук. В последние четыре дня сердце вело себя как-то странно, поэтому со вчерашнего вечера капитан все время носил его с собой и выслуживал сердцебиение в три раза чаще, чем прежде. Странности в поведении данного органа озадаченный бакалавр от медицины мог объяснить только внезапной влюбленностью, от которой сердце, бывает, выпрыгивает из груди.
– Я – Уильям Тернер, капитан «Летучего Голландца» – представился молодой человек, а появившийся сзади него моряк средних лет радостно протянул: – Ну, наконец-то, хоть кто-то говорит на нормальном языке!
Этим утром Блад уже практически решил осторожно поспрашивать в испанских портах, не тонул ли недавно в Карибском море бриг со знойными красавицами на борту, но сейчас, глядя на капитана Тернера, с сожалением распростился с «любовной» гипотезой. Если владелец сердца чем-то и страдал, то это было скорее похмелье, а не любовная лихорадка.
– Питер Блад, очень приятно, – представился он, и, приподняв сундук, показал его Тернеру. – Что-то вы не спешили вернуть свою собственность. Даже испанцы обычно спохватываются быстрее.
Капитан «Голландца» покраснел так, что это было заметно даже через загар, к слову сказать, не совсем полагавшийся утопленнику. Да и сама команда страшной легенды морей, потихонечку собирающаяся возле борта, куда больше напоминала обычных английских пиратов… то есть, конечно же, моряков, а не мертвецов.
– Я тут слегка заболел, – сказал капитан «Летучего Голландца». Мужчина позади него громко фыркнул:
– Да и мы бы так «заболели», если бы знали, как можно напиться, когда на борту нет ни капли рома. Ни одной капли, заметьте!
– Папа! – с укором сказал Уильям, а его отец продолжил: – Этим утром наш капитан протрезвел. Тогда мы и узнали, куда нужно плыть.
Ничего не понимающий Блад сочувственно покивал головой, а все понимающие (и оттого слегка виноватые) матросы, услышав тщательно спрятанное страдание в голосе Прихлопа Тернера, сноровисто перебросили на «Голландец» бутылку с ромом.
– Спасибо, – с чувством сказал Билл, выдергивая зубами пробку. – На старую добрую Англию всегда можно положиться. Не то, что эти придурки под испанскими флагами.
– Что за «придурки»? – озадаченный Уильям повернулся к отцу. – Папа, чего я не знаю?
Прежде чем заговорить, Прихлоп сделал большой глоток рома, и вытер рот рукавом.
– Да так, сущие мелочи.
– Из-за которых испанцы бегают от приличных английских корсаров, как зайцы от гончих, и бросаются золотом, вместо того, чтобы его защищать? – спросил шкипер Питт, уже смекнувший, в чем дело.
– Эх, молодой человек, – наставительно сказал старший Тернер, – поживите как мы хотя б пару лет: ни вина, ни бабы, ни травки под сапогами. Вот тогда вы, и правда, начнете кидаться во всех золотыми слитками, и лучше – насмерть.
Джереми уважительно присвистнул, подумав про себя, что от такой жизни, и правда, можно осатанеть. Наверное, команду «Голландца» не зря называют злодеями.
– Всего на один день я оставил вас без присмотра, – упрекнул отца Уильям. Тернер старший закатил глаза, не выказывая признаков раскаяния. Капитан повернулся к Бладу: – Значит, вы украли мой сундук, чтобы экипаж «Голландца» оставил в покое ваших испанцев?
– Да, именно так, – подтвердил ирландец.
– Как видите, это было недоразумение. Возможно, теперь вы вернете мне сердце, и нам не придется портить знакомство кровавой междоусобицей? – Тернер был сама учтивость.
– Конечно, – столь же учтиво отозвался Питер. – Кому мне его передать?
Один из матросов «Голландца» тут же легко, словно кошка, перепрыгнул на борт «Арабеллы». Он взял сундук из рук капитана Блада, принюхался, и спросил:
– А почему от него пахнет ромом?
Питер Блад наклонился пониже, так, что черные локоны парика почти закрыли ему лицо, и с подозрением втянул носом воздух. От сундука, действительно, пахло. Ромом. И сильно.
Капитан Блад обернулся и кинул разгневанный взгляд на команду. Команда постаралась уменьшиться в размерах. В итоге вперед вытолкнули канонира – на правах старого знакомого ирландца.
– Ну… извиняемся, капитан, – смущенно сказал он. И, уже обращаясь к матросу, добавил: – Мы и вам тоже нальем.
На этом вопрос был решен. Расставались два экипажа почти что друзьями. Глядя на то, как «Летучий голландец» исчезает в пучине, Питер Блад поймал себя на мысли о том, что ему будет не хватать сундука с сердцем. Конечно, он понимал, почему Уильям Тернер не может оставить его пирату, пусть даже и с медицинским дипломом, особенно – после истории с ромом. Но, с точки зрения хирурга, которым Питер оставался, даже став пиратом, в сердце, живущем отдельно от тела, было нечто по-медицински волшебное. И он надеялся на то, что они еще встретятся с Уиллом Тернером и его сердцем, и желательно – не на том свете.

@темы: великие фразы